Говоря о политической карьере Ю.К.Паасикиви, мы зачастую акцентируем внимание на его реализме: осторожность, понимание действительности вещей, отвержение пустых чаяний, избегание пограничных высказываний и позиций. Из всего сказанного имеется одно исключение: первое правительство Паасикиви (точнее – сенат) 1918 года и его проект по возведению на королевский престол Финляндии германского принца. Этот момент вызывает удивление: как же Паасикиви в 1918 году не мог не видеть того, что Германия проиграет мировую войну, что она вот-вот рухнет, что и случилось в ноябре того же года? Как он-то и не понимал, что республиканское устройство должно было восторжествовать практически повсеместно в Европе?
Наши современники обращаются к этому задним умом, как будто глядя в зеркало заднего вида истории. Однако анализ политической линии Паасикиви и его достижений прошлого позволяет продемонстрировать всю поверхностность указанного выше. Уместным было бы спросить следующее: что произошло бы, если бы на фоне его личной истории и тогдашней ситуации не пришел бы весной 1918 года к тому результату, что монархия и коронование именно германского принца является наилучшим и на тот момент наиболее реализуемым вариантом развития событий?
В 1918 году Паасикиви было уже под пятьдесят. В этом возрасте, как правило, политические воззрения уже окончательно оформлены. Паасикиви провел молодые годы в мире, где монархия являлась естественной вещью. Финляндия являлась монархией на протяжении 700 лет. В Европе на тот момент имелось всего две республики – Франция и Швейцария, из них первая ни в коем случае не являлась образцом для подражания, в силу своей крайне нестабильной внутренней политики, к тому же Франция производила впечатление увядающей великой державы. Швейцария же была неким курьезом, чем убедительным примером.
В Новом свете существовало больше республик, но с позиций национализма, являвшегося магистральной линии эпохи Паасикиви, они воспринимались как пример, предупреждавший о том, как не должно быть. То были «неестественные образования». Ведь исходным моментом национализма является то, что в идеальной ситуации каждая нация должна сформировать собственное государство, и это осуществлялось на территории, где нация проживала столетиями или, как максимум испокон веков. Предполагалось, что каждая нация обладает собственной историей, своими специфическими особенностями, своим национальных духом. В этом отношении республики на американском континенте и казались неестественными, потому что они родились «вне естества»: США как плавильная печь народов, республики Латинской Америки, как смесь разных рас. К тому же США не считались даже великой державой, разве что в области развития экономики. Среди финляндских националистов США воспринимались исключительно как сосредоточение материализма и бизнеса, стране отказывалось в способности производить истинную культуру.
Молодость и зрелость Паасикиви естественным образом связывались с существованием монархий. Он вырос в мире, где имелись императоры России, Германии и Австро-Венгрии, где Великобритания считалась самой большой империей в мире, а совсем рядом существовали скандинавские монархии. Монархии имелись и чуть далее – в Италии, на Пиренейском полуострове и на Балканах. По сути, еще весной 1918 года монархия являлась наиболее естественной формой европейской государственности. Монархический уклад считался нормой, хотя понемногу над головами самодержцев и начинали сгущаться демократические тучи.
Вдобавок ко всему, финляндской национализм был настоян на особых отношениях с русским царем. Политической максимой идеологических учителей Паасикиви – Й.В.Снельмана и Ю.С.Юрьё-Коскинена – являлась лояльность по отношению к российскому государю именно в роли Великого князя Финляндского. Цари клялись охранять конституционный строй Финляндии. При условии его доверия по отношению к финнам, последние имели возможность спокойно развивать свое национальное самосознание. Лояльность была вознаграждена в момент сложных внешнеполитических коллизий, в которых оказалась Россия. А еще царь и великий князь являлся единственной фигурой, способной держать в узде остальных русских.
Таким образом, для политической парадигмы и консервативного мировосприятия Паасикиви являлось вполне естественным то, что он считал монархию вполне действенной формой государственного управления. На фоне царившей ситуации республика воспринималась как нечто очень теоретическое и туманное.
Начало периода русификации в 1899 году поколебало его веру в старые идеалы. Николай II стал для многих финнов Николаем Клятвопреступником, но и это не послужило сколько-нибудь существенной причиной, чтобы обратиться в лагерь республиканцев. Исчезновение институтов царской власти не казалось реальностью, да и банкир за сорок со сформировавшимися устоями и взглядами, вряд ли мог быть тем, кто решится пересмотреть свое мировоззрение и политические предпочтения в пользу радикальных идей.
Выборы короля
После февральской революции 1917 года в стране неожиданно появилась возможность основания республики. Паасикиви входил в состав конституционной комиссии под руководством К.Ю.Стольберга, занимавшейся данным проектом. В условиях радикализации общества уже не монархия, а революция и социалистическая республика рассматривались как альтернатива буржуазной республики. Поэтому на фоне нараставшего распада общества мысли Паасикиви все более посещала идея благословенного «сильного правления» (Полвинен 1, 302)
Если до гражданской войны единомышленники Паасикиви свыклись с мыслью, что в Финляндии восторжествует республика либо в составе России, либо в форме независимого государства, то конфликт изменил ситуацию: на новом этапе монархизм уже не выглядел как некая новая идея, но как возврат к нормальному порядку вещей. Многие пришли к выводу, что республика – это заблуждение, ошибка, повод для бунта и социалистической революции. В пику ей следует выставить противовес, своего рода, третейского судью, приподнятого над всеми партийными распрями, то есть наследного короля. Ни один президент никогда не сможет сконцентрировать вокруг себя авторитет в таком же объеме, являясь бывшим партийным лидером, и он ни за что ни сможет заручиться для Финляндии помощи со стороны великих держав.
На этом фоне республиканские устремления 1917 года казались случайным эпизодом, ошибочным шагом в сторону. После времени переворота следовало вернуться на реальную основу, и в этом случае реализм представлял собой защиту национальной независимости перед лицом российской угрозы с опорой на другую сверхдержаву. Согласно представлениям Паасикиви, единственной великой державой, имевшей хотя бы минимальный интерес защитить независимость Финляндии от России, являлась Германия, соответственно, Германию следовало привязать к Финляндию максимально большим количеством связей, чтобы она ни в коем случае не продала Финляндию обратно России. Вероятные попытки России вернуть Финляндию обратно Паасикиви считал более чем вероятными вне зависимости от того, какая политическая система там восторжествовала на данный момент.
Кстати, падение Германии вовсе не выглядело очевидностью весной и летом 1918 года. Наоборот, весной создавалось ощущение, что немцы выиграют мировую войну или, как минимум, добьются ничьей, и тогда Германия осталась бы крупнейшим игроком на территории Восточной и Северной Европы. Кроме того, желание обратиться к Германии за помощью испытывали не только финские монархисты. Хотя позже республиканцы и начали страдать амнезией касательно своих действий в 1918 году, на самом же деле, в тот период подавляющее их большинство занимало прогерманскую позицию.
На самом деле, в буржуазном лагере никто не мог предугадать того, что в Германии вспыхнет революция и страна станет республикой. В неопубликованных воспоминаниях Паасикиви имеется изложение его разговора с Й.Х.Даниэльсоном-Кальмари. Обсуждая политическую ситуацию лета 1918 года, стороны пришли к выводу, что в военных действиях преимущество начинает клониться на сторону союзников, но при этом ни тот, ни другой даже не задумывался о возможности революции в Германии и отказа ее от монархии.
Будучи фактическим премьер-министром страны, Паасикиви начал продвигать представление о монархическом правлении, обосновывая перед парламентом свою мысль ситуацией во внешней и внутренней политике: обеспечение безопасности Финляндии и возвращение общественного порядка с помощью Германии. В датированной 12 июня записке он пишет: «Только под управлением сильной монаршей руки народ Финляндии сможет исполнить свое историческое предназначение – создать здесь на Севере, между западом и востоком мощное и крепко стоящее на ногах в одном ряду с другими странами независимое государство».
И далее: «Монархическая форма правления обеспечивает лучшие, в сравнение с республиканской, гарантии последовательного применения государственной власти. Она естественным образом способна, насколько это только возможно среди людей, вознести наделенное верховной властью лицо над партийными распрями и партийными претензиями».
Однако при этом он тоже не был готов к ультраконсервативным решениям и однозначно отвергал размышления о попытках посягнуть на парламентские структуры или право голоса.
Первому правительству Паасикиви не удалось в установленном конституцией порядки провести через парламент представления о форме государственного управления, в связи с чем ему пришлось обратиться к §38 закона 1772 года и назначить проведение выборов короля на 9.10.1918 год.
Сожалений нет
Германия рухнула через месяц, отменив всяческие монархические настроения. Практически все сторонники единовластия тут же принялись объяснять свои настроения в течение 1918 года либо предпочли забыть о них полностью. Редко кто пытался оказывать симпатии какой-либо из оставшихся монархий ни в теории, ни на практике. Вдруг республиканский строй стал нормой, бросить вызов ему опасались из страха быть записанным в ряды реакционеров или того хуже выглядеть комично.
Однако Паасикиви входил в малое число последних. Нет, он не предлагал монархистской повестки и не пытался инициировать дискуссию, но он ни при каких обстоятельствах не высказывал сожалений относительно собственных взглядов 1918 года. Он также не соглашался внутренне с тем, что республиканское устройство общества как будто бы предпочтительней. Этого не случилось даже тогда, когда он занял пост президента.
Факт монархических убеждений Паасикиви заметны в некоторых дневниковых записях, где он резко отзывается о политическом уровне республик и отмечает, что, в конечном итоге, конституционная монархия является лучшей системой. Более пространно Паасикиви отразил свою позицию в частном письме 1938 года, адресованному к К.Н.Рантакари, считавшемуся серым кардиналом финской политики. В нем Паасикиви высказал свое несогласие со взглядами Рантакари относительно решающего влияния Маннергейма в деле спасения независимости в период его бытности регентом Финляндии.
Паасикиви ни коим образом не поменял своего мнения относительно событий 1918 года. В письме он перечисляет примеры эффективность монархии: «Существеннейшим образом сторонникам демократии должно обратить внимание на то, сколь ошибочны их оценки. Именно в рамках монархии демократия и спокойствие имеют возможность преуспевать. Англия – родина демократии является монархией, и там никто не размышляет о ее свержении. Голландия и Бельгия сочетают в себе монархию и демократию, равно как и скандинавские страны. При этом республики совершенно не преуспели в Германии, Австрии и Испании. В Чехословакии успех оказался половинчатым, в Эстонии, Латвии и Литве демократия привела к диктатуре или к партийной диктатуре, где демократический строй является лишь внешней кулисой. Во Франции кризисы следуют один за другим, в России республика выродилась в большевистскую диктатуру. И вообще, после войны демократический порядок показал себя далеко не с лучшей стороны, в особенности, после всех ожиданий, питавшихся по отношению к нему в 1918-19 годах».
Чего Паасикиви не упомянул, так это то, что в Европе имелось несколько совершенно далеких от демократических устоев монархий: Италия, Югославия, Румыния, Болгария, Греция и Албания. Собственно, Венгрия, тоже считалась по своему государственному устройству монархией, хотя трон и пустовал.
В 1931 году Паасикиви публично заявил о своих монархических предпочтениях. В опубликованной газетой «Ууси Суоми» статье он написал, что предполагал, будто финны достаточно зрелые для создания республики, однако участие в президентской кампании того года заставило его понять, что это не так, что монархия является более предпочтительной формой правления, нежели республика.
Дневник оставался для Паасикиви запасным клапаном для отвода монархических настроений. В заметках периода войны-продолжения и даже в 1952 и 1955 годах он подчеркивал значимость монархического проекта для осуществления политики безопасности в 1918 году и помощи Германии в деле сохранения независимости. Когда в 1942 году в войне наступил перелом не в пользу Германии, ему пришлось признать на страницах дневника: «единожды в 1918 году я был вместе с немцами и видел, как оно пошло, когда началось».
Признавая значимость деятельности Стольберга, Паасикиви напоминал, что перед Стольбергом стояли куда более простые задачи, нежели перед ним и его сенатом. Последним приходилось принимать решения с учетом важности сохранения независимости. Таким образом, Паасикиви даже подстроившись под новый миропорядок, до конца своих дней оставался во многом консерватором извода XIX века, в части идейного монархизма, хотя об этом и не стоило заявлять публично.
Веса Варес, профессор политической истории Университета Турку.
